— Уже поздно, ты домой собираешься?
Женщина стояла напротив окна, вглядываясь в тусклый свет уличных фонарей. Медленно стремящиеся вниз капли не давали увидеть хоть какие-то очертания людей. Да и вряд ли там кто-то был — маленькая стрелка настенных часов уже давно перевалила за двенадцать.
— Мам, мне не восемь лет, перестань так волноваться, — было слышно, как девушка ухмыльнулась.
Фраза ударила по самому больному. По тому, что сидит в каждой матери выросшего ребёнка. И правда ведь. Уже не восемь. А кажется, что, вот-вот, и в дом забежит маленькая девчонка с радужным зонтиком и промокшими насквозь ботинками, бурно рассказывая о том, как она торопилась домой, боялась молнии. И, как всегда попросит шоколадную конфету за свою храбрость.
— Прости… Переживаю. На улице дождь, ты не замерзла? — голос стал более спокойным.
— Нет, меня подвезут, всё хорошо. Я скоро буду, ложись спать.
— Я всё-таки дождусь тебя. Не задерживайся пожалуйста, — внутри боролись осознание того, что дочь выросла и отрицание этого же.
— Мам… — девушка тяжело вздохнула.
— Всё-всё, поняла. Жду.
Женщина положила телефон и присела. Она не заметила, как повзрослела её дочь, впрочем, как и все родители не замечают этого.
Её взгляд переместился на часы. Она застыла в ожидании. Неподвижно было всё, кроме глаз. И мыслей, вертящихся в голове. Она вспоминала годы, когда её дочь была маленькой послушной девочкой, которую все ласково звали Рыжиком. Девочка всегда приходила домой вовремя, слушалась маму. А потом влюбленность, бабочки в животе, Рыжик выросла…
Прошло ровно сорок семь минут, и со стороны коридора послышался звук открывающейся двери. В кухню вошла Полина, тот самый Рыжик и примерная дочь. Её глаза сверкали от радости, а губы расплывались в улыбке.
— Мам, Рома — лучший человек в моей жизни. Я таких никогда не встречала, честно, — девушка лёгким шагом, будто окрылённая от любви, подошла к плите и поставила чайник, — будем пить чай, мне подарили пару шоколадок, — она помахала двумя плитками.
— Уже, конечно, поздно для чаепития, но почему бы и нет, — женщина заметно расслабилась, — ты всё про Рому говоришь, а как же Егор? Он мне вот сегодня звонил, мол, Ольга Дмитриевна, где Полина, почему не отвечает на звонки.
Улыбка с лица Рыжика мгновенно пропала, она отвернулась и, делая чай, как-то пробубнила:
— Он мне не подходит…
Ольга удивилась и с ужасом посмотрела на дочь:
— Как же так? Вы прекрасная пара, он же тебя так любит, всю жизнь готов за тебя отдать. Везде с тобой, всегда поможет. А этот нарисовался из ниоткуда.
— Ну мам, Егор бесперспективный, да и на принца из моих мечт мало смахивает, а Рома идеален для меня. Я как его увидела месяц назад, сразу поняла, что это тот человек, который мне нужен. Мы вот жить вместе собираемся. Ну там, каждый день вместе, всё такое. Представляешь, как может быть здорово, мы уже...
Мать закашлялась. В её представлении совместная жизнь не должна начинаться через месяц после знакомства. Она вопросительно посмотрела на дочь, та лишь выпалила:
— Ну, что скажешь? — она взяла кружку и стала потихоньку отпивать чай, как бы пытаясь скрыть своё волнение.
А что сказать? Дочь ведь уже не маленькая.
В голове летали тысячи мыслей. Сквозь них, как через картонные стены, пробралось воспоминание. Оно вспыхивало маленькими огоньками, пытаясь обозначить себя, не уйти обратно.
Ольга задумалась, а затем произнесла:
— Хорошо, — Полина уже вскочила со стула, чтобы в порыве радости обнять любимую маму, но та её остановила, — noдожди, присядь обратно. Мне нужно рассказать одну историю, только не перебивай.
Рыжик кивнула и внимательно уставилась на маму.
— В твои годы я была обычной девушкой, воспитанной на классических романах, мечтала о гусаре. Полюбил меня тогда деревенский паренёк, который двух слов связать не мог. Все прочили нам счастливую деревенскую жизнь, но перспектива работы на селе не привлекала, не хотелось мне по утрам, по дороге на работу, коров в стадо отгонять и с пьяным мужем ругаться, как часто и бывало во всех семьях. Он ушёл в армию, а я обещала ждать. И ждала.
— А дальше что? — Полина спросила с неподдельным интересом
— Ну так слушай. На каникулы поехала я в гости к сестре, ну, к нашей тёте Любе, в другой город. В поезде познакомилась с солдатиком, который домой из армии возвращался. И всё было при нем: и рост, и усы, и речи сладкие, истории душераздирающие, а главное обхождение гусарское: обращался на вы, лишнего себе не позволял. Да и звали его… Богдан. Чем не судьба?! Всю ночь проболтали в тамбуре, утром обменялись адресами. На прощание руку поцеловал и писать обещал. И писал. Каждый день.
Голова шла кругом от писем на четырёх листах, не то что ваши переписки в социальных сетях. Перспективы были радужные: я закончу институт, приеду к нему в город, ну а дальше всё, как в лучших романах. Только встретиться почему-то он больше не хотел: ни на новый год, ни позже. Я, потеряв девичий стыд, сама предложила приехать к нему. Но у него всегда находились причины для отказа. А весной пришло письмо, в котором он сообщал, что его отправляют в горячую точку, просил его забыть, так как под пулями каждый день и так далее. Дальше рассказывать?
— Я пока не понимаю, к чему ты мне это рассказываешь, но не против узнать продолжение.
— Так вот. После такого письма я твердо решила его не бросать, даже если придёт без ног. А если погибнет, то носить вечный траур. В этом духе и ответила. Следующее письмо пришло из Пензы и это явно ведь не горячая точка. Говорил, что будет передавать письма с сержантом, который на гражданку выезжает. Опять пошли письма, полные клятв и перспектив. Я, как водится, высылала свои лучшие фото, а это, на минуточку, 90-е годы, и фоточку сделать непросто. В августе с этого же адреса пришло письмо, написанное незнакомой рукой.
Бросила письмо в сумку и побежала на автовокзал, я собиралась в гости и села на проходящий автобус. И вот уже там распечатала письмо... Оно было от жены, которая просила больше его не беспокоить и дать им спокойной жизни. Она уже была беременна. Очнулась я от того, что водитель требовал покинуть салон автобуса. Я вышла в незнакомом населенном пункте, на дворе вечер, обратно весь транспорт утром, автовокзала в полном смысле этого слова нет. Добрые люди приютили до утра и даже отвезли к подруге. С Сашей у меня было объяснение после армии. В письмах я ему ни о чём не писала, так как было много самострелов и я просто боялась брать грех на душу. Мы расстались, хотя он меня простил, хотя и измены не было. Только я вот себя не простила, потому что было нарушено слово, а для меня это было страшнее измены. Вот так вот.
Полина со скучающим видом водила пальцем по столу.
— Ну, и к чему это было?
— Я просто хотела показать, как бывает, что мечты не всегда находят своё воплощение в реальной жизни. Может, стоит подумать, прежде чем делать подобный шаг.
— Ну, мам, давай без этого. Я думала, ты поймёшь меня, а у тебя тут какая-то история, никак не относящаяся ко мне. Рома хороший парень, я знаю, что у нас всё будет лучше всех, — она выделила каждый слог в последних двух словах.
Ольга смотрела на уходящую в свою комнату дочь и с горечью понимала, что не может ничем помочь. Мысль о том, что Полина будет учиться на собственных ошибках, не сильно грела душу. А это будет ошибкой — она была уверена.
Спустя четыре недели Ольга стояла на кухне. Устав от одиночества за эти дни, она пригласила подругу и теперь хлопотливо готовила ужин.
На улице стояла всё та же дождливая погода. Сентябрь и октябрь выдались холодными и сырыми. На улицу в такое время выходить совсем не хотелось.
Дочь не звонила ей уже 12 дней (в календаре всё было отмечено), а в последний раз голос был заплаканный, но она монотонно повторяла, что всё хорошо. Мать не вмешивалась в дела молодой пары, хоть за дочь сильно переживала. Первая звонить не хотела, чтобы не навязываться.
В очередной раз, когда Ольга открывала крышку кастрюли, чтобы проверить готовность картошки, она услышала звонок в дверь.
В ожидании увидеть там свою подругу, женщина смеялась и, открывая замок, шутила о том, как же долго её ненаглядная собирается.
Когда же дверь открылась, Ольга подняла голову и замерла.
На пороге стоял Рыжик. Вся одежда была насквозь мокрой. Волосы спутавшимися нитями закрывали лицо, но за ними все равно была видна грустная и натянутая полуулыбка и уставшие глаза, полные разочарования и боли. По щекам стекала черная дождевая вода, смешанная со слезами и тушью. В руке у Рыжика был чемодан, с которым она уезжала к своему возлюбленному.
— Мам, привет, — дрожащим голосом сказала она, — дай конфетку, я сегодня была очень храброй.
